Город Вильямса
Его дом, увитый диким виноградом, пахнущий деревянной забытой в городе сыростью, нетрудно разыскать на территории Тимирязевской академии. Похоронен Василий Робертович Вильямс в академическом парке.
Чаадаев в свое время жаловался: «Нет даже и домашнего очага, ничего такого, что привязывает, что пробуждает ваши симпатии, вашу любовь; ничего устойчивого, ничего постоянного; все течет, все исчезает, не оставляя следов ни вовне, ни в вас. В домах наших мы как будто определены на постой; в семьях мы имеем вид чужестранцев; в городах мы похожи на кочевников, пасущих стада в наших степях, ибо те более привязаны к своим пустыням, нежели мы к нашим городам».
Много ли у нас собственников — тех, кто владеет землями, домами, квартирами более двух или трех поколений?
Русский человек еще с киевских времен привыкал к нашествиям кочевников: придут, сожгут, уничтожат, разграбят, убьют, если не спрячешься. Какой смысл обустраиваться на века? Но если удавалось прожить на одном месте долго, то поселение обрастало слободами, своей историей, топонимикой, воспоминаниями, традициями и, конечно, требованиями к власти. С укорененным городом нельзя ничего сделать просто так.
Вильямс застал Москву эпохи реформ и Серебряного века — консервативную, буйную, оппозиционную, торговую, либеральную, живую. Она менялась, сохраняя краски и буйство, но приобретая черты города модерна. Постепенное преобразование улиц, не уничтожение, а добавление давало Москве перспективы стать одним из самых развитых, гармоничных и современных городов Европы в ХХ веке. На Тверской — памятник генералу Скобелеву, Долгоруковская улица — в память о лучшем губернаторе, здания Московской окружной железной дороги, свободная торговля, доходные дома, проекты метро и передовая архитектура в сочетании с деревянными особняками, садами, купеческими дачами в Сокольниках, промышленность и передовые дома для рабочих.
Вильямсу повезло работать в ту эпоху. В 1894 году он занимает пост заведующего кафедрой почвоведения и общего земледелия, а в 1912 году кафедра почвоведения заняла отдельную позицию. Вильямс заведовал ей сорок пять лет. В январе 1894 года Вильямс защитил первую крупную работу, магистерскую — «Опыт исследования в области механического анализа почв». Описанный в ней метод сразу получил название «Фадеева-Вильямса». Молодой ученый писал: «А разве почва не такой же организм, разве можно назвать в строгом смысле мертвой эту сложную комбинацию минеральных и органических веществ, в которой никогда, ни на минуту нет состояния покоя, которая насквозь проникнута жизнью и живыми существами, которая сама дает жизнь и в которой состояние покоя и неподвижности есть состояние смерти?»
У Вильямса позже будет своя научная школа, место ректора ТСХА в 1920-е годы, питомник, который вырастет во Всесоюзный научно-исследовательский институт кормов. Именем Вильямса названы улицы, институты, научные учреждения.
Он предпочел полностью отгородиться от политической среды. Иван Артоболевский писал о Вильямсе: «Он умел отстаивать свои мысли очень страстно, будучи убежденным в их правоте. Но он обладал и крупными недостатками и был очень неразборчив в средствах борьбы за свои идеи. До революции В.Р. Вильямс считался одним из наиболее правых профессоров института. Его многие профессора и студенты считали убежденным монархистом. Он никогда не выступал вместе с коллективом преподавателей и студентов с протестами против несправедливых и недемократичных действий Министерства и других государственных органов. В.Р. Вильямс всегда подчеркивал свою лояльность существовавшему царскому режиму».
Так же лоялен он был и в сталинскую эпоху. Он работал. Не замечал, как научная полемика приводила людей в лагеря и расстрельные подвалы. Он очень много сделал для науки и умер перед самой войной.
А сразу после войны его внук Николай получил семь лет лагерей за невинную шутку. Вернулся — и стал правозащитником. Так всегда бывает — если деды и отцы молчат, то их внукам и детям приходится рвать тишину ценой собственной судьбы. Но это другая история.
Павел Гнилорыбов
